Аня в стране чудес. Глава 5
Глава 5. СОВЕТ ГУСЕНИЦЫ
[edit]Гусеница и Аня долго смотрели друг на друга молча.
Наконец Гусеница вынула кальян изо рта и обратилась к Ане томным, сонным голосом:
— Кто ты? — спросила Гусеница.
Это было не особенно подбадривающим началом для разговора. Аня отвечала несколько застенчиво: «Я... я не совсем точно знаю, кем я была, когда встала утром, а кроме того, с тех пор я несколько раз «менялась».
— Что ты хочешь сказать этим? — сердито отчеканила Гусеница. — Объяснись!
— В том-то и дело, что мне трудно себя объяснить, — отвечала Аня, — потому что, видите ли, я — не я.
— Я не вижу, — сухо сказала Гусеница.
— Я боюсь, что не могу выразиться яснее, — очень вежливо ответила Аня. — Начать с того, что я сама ничего не понимаю: это так сложно и неприятно — менять свой рост по нескольку раз в день.
— Не нахожу. — молвила Гусеница.
— Может быть, вы этого сейчас не находите, — сказала Аня, — но когда вам придется превратиться в куколку — а это, вы знаете, неизбежно — а после в бабочку, то вы, наверное, почувствуете себя скверно.
— Ничуть, — ответила Гусеница.
— Ну, тогда у вас, вероятно, другой характер, — подхватила Аня. — Знаю одно: мне бы это показалось чрезвычайно странным.
— Тебе? — презрительно проговорила Гусеница. — Кто ты?
И разговор таким образом обратился в сказку про белого бычка.
Аню немного раздражало то, что Гусеница так скупа на слова, и, выпрямившись, она твердо сказала: «Мне кажется, вы сперва должны были бы сказать мне, кто вы».
— Почему? — спросила Гусеница.
Опять — затруднительный вопрос. Аня не могла придумать ни одной уважительной причины, и так как Гусеница казалась в чрезвычайно дурном расположении духа, то она пошла прочь.
— Стой! — крикнула Гусеница. — У меня есть нечто важное тебе сообщить.
Это звучало соблазнительно. Аня воротилась.
— Владей собой, — молвила Гусеница.
— Это все? — спросила Аня, с трудом сдерживая негодованье.
— Нет, — сказала Гусеница.
Аня решила, что она может подождать, благо ей нечего делать: может быть, она услышит что-нибудь любопытное. В продолжение нескольких минут Гусеница молчаливо попыхивала, но наконец раскрестила руки, опять вынула изо рта кальян и сказала:
— Значит, ты считаешь, что ты изменилась, не так ли?
— Так, — подтвердила Аня. — Я не могу вспомнить вещи, которые всегда знала, и меняю свой рост каждые десять минут.
— Какие вещи? — спросила Гусеница.
— Вот, например, я попробовала прочесть наизусть: «Птичка божия не знает», а вышло совсем не то, — с грустью сказала Аня.
— Прочитай-ка «Скажи-ка, дядя, ведь не даром», — приказала Гусеница.
Аня сложила руки на коленях и начала:
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Тебя считают очень старым:
Ведь, право же, ты сед
И располнел ты несказанно.
Зачем же ходишь постоянно
На голове? Ведь, право ж, странно
Шалить на склоне лет!
И молвил он: «В былое время
Держал, как дорогое бремя,
Я голову свою...
Теперь же, скажем откровенно,
Мозгов лишен я совершенно
И с легким сердцем, вдохновенно
На голове стою».
— Ах, дядя, — повторяю снова:
Достиг ты возраста честного,
Ты — с весом, ты — с брюшком...
В такие годы ходят плавно,
А ты, о старец своенравный,
Влетел ты в комнату недавно
— Возможно ль? — кувырком!
— Учись, юнец, — мудрец ответил. —
Ты, вижу, с завистью приметил,
Как легок мой прыжок.
Я с детства маслом мазал ножки,
Глотал целебные лепешки
Из гуттаперчи и морошки —
Попробуй-ка, дружок!
— Ах, дядя, дядя, да скажи же,
Ты стар иль нет? Одною жижей
Питаться бы пора!
А съел ты гуся - да какого!
Съел жадно, тщательно, толково,
И не осталось от жаркого
Ни одного ребра!
Я как-то раз, — ответил дядя,
Живот величественно гладя, —
Решал с женой моей
Вопрос научный, очень спорный,
И спор наш длился так упорно,
Что отразился благотворно
На силе челюстей.
— Ещё одно позволь мне слово:
Сажаешь ты угря живого
На угреватый нос.
Его подкинешь два-три раза,
Поймаешь... Дядя, жду рассказа:
Как приобрел ты верность глаза?
Волнующий вопрос!
— И совершенно неуместный, —
Заметил старец. — Друг мой, честно
Ответил я на три
Твои вопроса. Это много. —
И он пошел своей дорогой,
Шепнув загадочно и строго:
— Ты у меня смотри!
— Это неправильно, — сказала Гусеница.
— Не совсем правильно, я боюсь, — робко отвечала Аня, — некоторые слова как будто изменились.
— Неправильно с начала до конца, — решила Гусеница, и за этим последовало молчанье.
Гусеница первая заговорила:
— Какого роста ты желаешь быть? — спросила она.
— Ах, это мне более или менее все равно, — ответила Аня поспешно. — Но только, знаете ли, неприятно меняться так часто.
— Я не знаю, — сказала Гусеница.
Аня промолчала: никто никогда не перечил ей так и она чувствовала, что теряет терпенье.
— А сейчас вы довольны? — осведомилась Гусеница.
— Да как вам сказать? Мне хотелось бы быть чуточку побольше, — сказала Аня. — Три дюйма — это такой глупый рост!
— Это чрезвычайно достойный рост! — гневно воскликнула Гусеница, взвиваясь на дыбы (она была как раз вышиной в три дюйма.)
— Но я к этому не привыкла! — жалобно протянула бедная Аня. И она подумала про себя: «Ах, если о эти твари не были так обидчивы!»
— Со временем привыкнешь! — сказала Гусеница и опять сунула в рот кальянную трубку и принялась курить.
Аня терпеливо ждала, чтобы она вновь заговорила. Через несколько минут Гусеница вынула трубку, раз, два зевнула и потянулась. Затем она мягко слезла с гриба и уползла в траву. «Один край заставит тебя вырасти, другой — уменьшиться», — коротко сказала она, не оглядываясь.
«Один край чего? Другой край чего?» — подумала Аня.
— Грибной шапки, — ответила Гусеница, словно вопрос задан был громко, — и в следующий миг она скрылась из виду.
Аня осталась глядеть задумчиво на гриб, стараясь уяснить себе, какая левая сторона и какая правая. И так как шапка была совершенно круглая, вопрос представлялся нелегкий. Наконец она протянула руки, насколько могла, обхватила шапку гриба и отломила обеими руками по одному кусочку с того и другого края.
— Какой же из них заставит меня вырасти? — сказала она про себя и погрызла кусочек в правой руке, чтобы узнать последствие. Тотчас же она почувствовала сильный удар в подбородок и в ногу — они столкнулись!
Внезапность этой перемены очень её испугала. Нельзя было терять времени — она быстро таяла. Тогда она принялась за другой кусочек. Подбородок ее был так твердо прижат к ноге, что нелегко было открыть рот. Но наконец ей это удалось, и она стала грызть кусочек, отломанный с левого края.
..............................................................
— Слава Богу, голова моя освободилась! — радостно воскликнула Аня, но тотчас же тревожно смолкла, заметив, что плечи ее исчезли из вида. Все, что она могла различить, глядя вниз, была длиннейшая шея, взвивающаяся из моря зелени.
— Что это зеленое? — спросила себя Аня. — И куда же исчезли мои бедные плечи? И как же это я не могу рассмотреть мои бедные руки? — Она двигала ими, говоря это, но вызывала только легкое колебанье в листве, зеленеющей далеко внизу.
Так как невозможно было поднять руки к лицу, она попробовала опустить голову к рукам и с удовольствием заметила, что шея её, как змея, легко сгибается в любую сторону. Она обратила ее в изящную извилину и уже собиралась нырнуть в зелень (которая оказалась не чем иным, как верхушками тех самых деревьев, под которыми она недавно бродила) — но вдруг резкое шипенье заставило ее откинуться: крупный голубь, налетев на нее, яростно бил ее крыльями по щекам.
— Змея! — шипел Голубь.
— Я вовсе не змея, — в негодовании сказала Аня.
— Змея, — повторил Голубь, но уже тише, и прибавил, как бы всхлипнув: — Я уже испробовал всевозможные способы и ничего у меня не выходит.
— Я совершенно не знаю, о чем вы говорите, — сказала Аня.
— Пробовал я корни деревьев и речные скаты и кустарники, — продолжал Голубь, не обращая на нее внимания, — но эти змеи! Никак им не угодишь!
Недоуменье Ани все росло. Но ей казалось, что не стоит перебивать Голубя.
— И так не легко высиживать яйца, воскликнул он, — а тут еще изволь днем и ночью оберегать их от змей! Да ведь я глаз не прикрыл за последние три недели!
— Мне очень жаль, что вас тревожили, — сказала Аня, которая начинала понимать, к чему он клонит.
— И только я выбрал самое высокое дерево во всем лесу, — продолжал Голубь, возвышая голос до крика, — и только успел порадоваться, что от них отделался, как нате вам, они, вертлявые гадины, с неба спускаются. Прочь, змея!
— Да я же говорю вам — я вовсе не змея! — возразила Аня, — я... я... я...
— Ну? Кто же ты? — взвизгнул Голубь. — Вижу, что ты стараешься придумать что-нибудь.
— Я — маленькая девочка, — проговорила Аня не совсем уверенно, так как вспомнила, сколько раз она менялась за этот день.
— Правдоподобно, нечего сказать! — презрительно прошипел Голубь. — Немало я видел маленьких девочек на своем веку, но девочки с такой шеей — никогда! Нет, нет! Ты — змея, и нечего это отрицать. Ты еще скажи, что никогда не пробовала яиц!
— Разумеется, пробовала, — ответила правдивая Аня, — но ведь девочки столько же едят яйца, как и змеи.
— Не думаю, — сказал Голубь. — Но если это и правда, то, значит, они тоже в своем роде змеи — вот и все.
Ане показалось это совсем новой мыслью, и она замолчала на несколько мгновений, что дало Голубю возможность добавить: — Ты ищешь яйца, это мне хорошо известно, и безразлично мне, девочка ты или змея!
— Мне это не все равно, — поспешно сказала Аня. — Но дело в том, что я яиц не ищу, а если б и искала, то во всяком случае мне не нужны были бы ваши: я не люблю их сырыми.
— Тогда убирайся, — проворчал Голубь и с обиженным видом опустился в свое гнездо. Аня же скрючилась между деревьями, причем шея ее все запутывалась в ветвях, и ей то и дело приходилось останавливаться, чтобы распутать ее.
Вспомнив, что в руках у нее остались оба кусочка гриба, она осторожно принялась за них, отгрызая немного то от одного, то от другого и становясь то выше, то ниже, пока, наконец, не вернулась к своему обычному росту.
Так много времени прошло с тех пор, как была она сама собой, что сперва ей показалось это даже несколько странным. Но вскоре она привыкла и стала сама с собой говорить.
— Ну вот, первая часть моего плана выполнена! Как сложны были все эти перемены! Никогда не знаешь, чем будешь через минуту! Как бы ни было, а теперь я обычного роста. Следующее — это пробраться в чудесный сад — но как это сделать, как это сделать?
Так рассуждая, она внезапно вышла на прогалину и увидела крошечный домик около четырех футов вышины.
«Кто бы там ни жил, — подумала Аня, — нехорошо явиться туда в таком виде: я бы до чертиков испугала их своей величиной!» — Она опять принялась за правый кусочек гриба и только тогда направилась к дому, когда уменьшилась до десяти дюймов.