Аня в стране чудес. Глава 3
Глава 3. ИГРА В КУРАЛЕСЫ И ПОВЕСТЬ В ВИДЕ ХВОСТА
[edit]Поистине странное общество собралось на берегу: у птиц волочились перья, у зверей слипалась шкура — все промокли насквозь, вид имели обиженный и чувствовали себя весьма неуютно.
Первым делом, конечно, нужно было найти способ высохнуть. Они устроили совещание по этому вопросу, и через несколько минут Аня заметила — без всякого удивления — что беседует с ними так свободно, словно знала их всю жизнь. Она даже имела долгий спор с Лори, который под конец надулся и только повторял: «Я старше вас и поэтому знаю лучше», — а это Аня не могла допустить, но на вопрос, сколько же ему лет, Лори твердо отказался ответить, и тем разговор был исчерпан.
Наконец, Мышь, которая, по-видимому, пользовалась общим почетом, крикнула: «Садитесь все и слушайте меня. Я вас живо высушу!» Все они тотчас же сели, образуя круг с Мышью посередине, и Аня не спускала с неё глаз, так как чувствовала, что получит сильный насморк, если сейчас не согреется.
Мышь деловито прокашлялась: «Вот самая сухая вещь, которую я знаю. Прошу внимания! Утверждение в Киеве Владимира Мономаха мимо его старших родичей повело к падению родового единства в среде киевских князей. После смерти Мономаха Киев достался не братьям его, а сыновьям и обратился, таким образом, в семейную собственность Мономаховичей. После старшего сына Мономаха, очень способного князя Мстислава»...
— Ух! — тихо произнес Лори и при этом его всего передернуло.
— Простите? — спросила Мышь, нахмурившись, но очень учтиво: — Вы, кажется, изволили что-то мне сказать?
— Нет, нет, — поспешно забормотал Лори.
— Мне, значит, показалось, — сказала Мышь. — Итак, я продолжаю: — очень способного князя Мстислава, в Киеве один за другим княжили его родные братья. Пока они жили дружно, их власть была крепка; когда же их отношения обострились...
— В каком отношении? — перебила Утка.
— В отношении их отношений, — ответила Мышь довольно сердито. — Ведь вы же знаете, что такое "отношенье".
— Я-то знаю, — сказала Утка. — Я частенько "отношу" своим детям червяка или лягушонка. Но вопрос в том, что такое отношенье князей?
Мышь на вопрос этот не ответила и поспешно продолжала: "...обострились, то против них поднялись князья Ольговичи и не раз силою завладевали Киевом. Но Мономаховичи в свою очередь... Как вы себя чувствуете, моя милая?" — обратилась она к Ане.
— Насквозь промокшей, — уныло сказала Аня. — Ваши слова на меня, видно, не действуют.
— В таком случае, изрек Дронт, торжественно привстав, — я предлагаю объявить заседание закрытым, дабы принять более энергичные меры.
— Говорите по-русски, — крикнул Орленок. — Я не знаю и половины всех этих длинных слов, а главное, я убежден, что и вы их не понимаете! — И Орленок нагнул голову, скрывая улыбку. Слышно было, как некоторые другие птицы захихикали.
— Я хотел сказать следующее, — проговорил Дронт обиженным голосом. — Лучший способ, чтобы высохнуть — это игра в куралесы.
— Что такое куралесы? — спросила Аня — не потому, что ей хотелось это узнать, по потому что Дронт остановился, как будто думая, что кто-нибудь должен заговорить, а между тем слушатели молчали.
— Неужели вы никогда не вертелись на куралесах? — сказал Дронт. — Впрочем, лучше всего показать игру эту на примере. (И так как вы, читатели, может быть в зимний день пожелали бы сами в неё сыграть, я расскажу вам, что Дронт устроил.)
Сперва он наметил путь для бега, в виде круга ("форма не имеет значения", — сказал он при этом), а потом, а потом участники были расставлены тут и там на круговой черте. Все пускались бежать, когда хотели и останавливались по своему усмотрению, так что нелегко было знать, когда кончается состязание.
Однако после получаса бега, вполне осушившего всех, Дронт вдруг воскликнул: «Гонки окончены!» И все столпились вокруг него, тяжело дыша и спрашивая: «Кто же выиграл?»
На такой вопрос Дронт не мог ответить, предварительно не подумав хорошенько. Он долго стоял неподвижно, приложив палец ко лбу (как великие писатели на портретах), пока другие безмолвно ждали. Наконец Дронт сказал: «Все выиграли и все должны получить призы».
— Но кто будет призы раздавать? — спросил целый хор голосов.
— Она, конечно, — сказал Дронт, ткнув пальцем на Аню. И все тесно её обступили, смутно гудя и выкрикивая: — Призы, призы!
Аня не знала, как ей быть. Она в отчаянии сунула руку в карман и вытащила коробку конфет, до которых соленая вода, к счастью, не добралась. Конфеты она и раздала в виде призов всем участникам. На долю каждого пришлось как раз по одной штуке.
— Но она и сама, должна получить награду, — заметила Мышь.
— Конечно, — ответил Дронт очень торжественно.
— Что еще есть у вас в карманах? — продолжал он, обернувшись к Ане.
— Только наперсток, — сказала она с грустью.
— Давайте-ка его сюда! — воскликнул Дронт.
Тогда они все опять столпились вокруг неё, и напыщенный Дронт представил её к награде: — Мы имеем честь просить вас принять сей изящный наперсток, — сказал он, и по окончании его короткой речи все стали рукоплескать.
Это преподношение казалось Ане ужасной чепухой, но у всех был такой важный, сосредоточенный вид, что она не посмела рассмеяться. И так как она ничего не могла придумать, что сказать, она просто поклонилась и взяла из рук Дронта наперсток, стараясь выглядеть как можно торжественнее.
Теперь надлежало съесть конфеты, что вызвало немало шума и волнения.
Крупные птицы жаловались, что не могли разобрать вкуса конфеты, а те, которые были поменьше, давились, и приходилось хлопать их по спине.
Наконец все было кончено, и они опять сели в кружок и попросили Мышь рассказать им еще что-нибудь.
— Помните, вы рассказ обещали, — сказала Аня. — Вы хотели объяснить, почему так ненавидите С. и К., — добавила она шепотом, полубоясь, что опять Мышь обидится.
— Мой рассказ прост, печален и длинен, — со вздохом сказала Мышь, обращаясь к Ане.
— Да, он, несомненно, очень длинный, — заметила Аня, которой послышалось не "прост", а "хвост". — Но почему вы его называете печальным?
Она стала ломать себе голову, с недоумением глядя на хвост Мыши, и по-тому всё, что стала та говорить, представлялось ей в таком виде:
В темной комнате,
с мышью остав-
шись вдвоем, хит-
рый пес объявил:
«Мы судиться пой-
дем! Я скучаю
сегодня: чем вре-
мя занять? Так
пойдем же: Я
буду тебя об-
винять!» «Без
присяжных, — вос-
кликнула мышь, —
без судьи! Кто
же взвесит
тогда оправ-
данья мои?»
«И судью, и
присяжных
я сам заме-
ню", — хитрый
пес объя-
вил. — «И
тебя
я каз-
ню!»
— Вы не слушаете, — грозно сказала Мышь, взглянув на Аню. — О чем вы сейчас думаете?
— Простите, — кротко пролепетала Аня, — вы, кажется, дошли до пятого погиба?
— Ничего подобного, никто не погиб! — не на шутку рассердилась Мышь. — Никто. Вот вы теперь меня спутали.
— Ах, дайте я распутаю... Где узел? — воскликнула услужливо Аня, глядя на хвост Мыши.
— Ничего вам не дам, — сказала та и, встав, стала уходить. — Вы меня оскорбляете тем, что говорите такую чушь!
— Я не хотела! Простите меня, — жалобно протянула Аня. — Но вы так легко обижаетесь!
Мышь только зарычала в ответ.
— Ну, пожалуйста, вернитесь и доскажите ваш рассказ, — вслед ей крикнула Аня. И все остальные присоединились хором: «Да, пожалуйста!» Но Мышь только покачала головой нетерпеливо и прибавила шагу.
— Как жаль, что она не захотела остаться! — вздохнул Лори, как только Мышь скрылась из виду; и старая Рачиха воспользовалась случаем, чтобы сказать своей дочери: — Вот, милая, учись! Видишь, как дурно сердиться!
— Закуси язык, мать. — огрызнулась та. — С тобой и устрица из себя выйдет.
— Ах, если бы Дина была здесь, — громко воскликнула Аня, ни к кому в частности не обращаясь. — Дина живо притащила бы её обратно!
— Простите за нескромный вопрос, — сказал Лори, — но скажите, кто это — Дина?
На это Аня ответила с радостью, так как всегда готова была говорить о своей любимице.
— Дина — наша кошка. Как она чудно ловит мышей — я просто сказать вам не могу! Или вот еще — птичек. Птичка только сядет, а она её мигом цап-царап!
Эти слова произвели совершенно исключительное впечатление на окружающих. Некоторые из них тотчас же поспешили прочь. Дряхлая Сорока принялась очень тщательно закутываться, говоря: «Я, правда, должна бежать домой; ночной воздух очень вреден для моего горла». А канарейка дрожащим голосом стала скликать своих детей: «Пойдемте, родные! Вам уже давно пора быть в постельке!» Так все под разными предлогами удалились, и Аня вскоре осталась одна.
«Напрасно, напрасно я упомянула про Дину! — уныло сказала она про себя. — Никто, по-видимому, её здесь не любит, я же убеждена, что она лучшая кошка на свете. Бедная моя Дина! Неужели я тебя никогда больше не увижу!» И тут Аня снова заплакала, чувствуя себя очень угнетенной и одинокой. Через несколько минут, однако, она услышала шуршанье легких шагов и быстро подняла голову, смутно надеясь, что Мышь решилавсе-таки вернуться, чтобы докончить свой рассказ.